Каждый нормальный человек знает, что болеть - это плохо. Даже банальный грипп -
это дурманящая температура, головная боль, резь в глазах, ноющие мышцы, противный кашель.
Но, впрочем, можно посмотреть и с другой стороны.
Давайте возьмем для примера именно грипп.
Холодный, противный день между осенью и зимой. На дорогах - каша из грязи, снега и
воды. В небе - серая дрянь. На работе - аврал (как вариант: в школе конт-рольная, а в
институте - сопромат). Вы просыпаетесь, с омерзением понимая, что вам предстоит долгий,
гадкий, тяжелый день. Встаете, но чувствуете, что вас знобит, нос не дышит, а голова тяжелая.
После короткого разговора с женой или мамой вы решаете измерить температуру.
Тридцать семь и пять. Ого! Выше возможных погрешностей. Но по здравому
размышлению вы решаете измерить температуру повторно. Тридцать семь и семь!
Все понятно, у вас грипп. Конечно, врачи назовут его ОРВИ, поскольку эпидемия гриппа
не объявлена, а не объявлена она по причине финансовой невыгодности для государства. Не
важно, лечение все равно одно. Вы с некоторым трудом дозваниваетесь до поликлиники, потом
до работы (если ходить на работу вам еще рано, то мама звонит в школу) и сообщаете, невольно
приглушая голос и делая его максимально скорбным, что вас свалил грипп. Потом приходит
задерганная докторша, не снимая сапог, проходит к вашей разобранной постели, невнимательно
выслушивает, смотрит на термометр и задает риторические вопросы. Через час вы, закутавшись
в теплый халат и сочувствие домашних, сидите в кресле перед телевизором и смотрите
какой-нибудь старый боевик или мультик. Вам регулярно приносят горячий чай с медом,
лимоном и вареньем. Спрашивают, какое блюдо соизволит пропихнуть в себя ваш страдающий
организм. Нежно трогают лоб холодной ладонью. Бегают в аптеку и приносят аспирин
(шипучий или в таблетках?), витамины в радостных цветных коробочках, а заодно еще тягучий,
неспешный детектив Рекса Стаута. Вы досматриваете мультики, принимаете лекарства,
улыбаетесь жене (или маме) улыбкой умирающего на амбразуре вражеского дота бойца и идете
в кровать - читать о ленивом толстом сыщике и его бойком подтянутом помощнике. А за
окном мерзость, гадость, сырость, Бог репетирует следующий потоп, мокрые люди гавкают
друг на друга и занимаются всякой ерундой.
Какая это хорошая вещь - грипп, если его правильно пережить!
Конечно, если вы уже не на попечении мамы, а женой или подругой не обзавелись, то все
не так безоблачно. Но тут уж вы сами виноваты, и нечего ругать несчаст-ные вирусы!
Совсем другое дело, когда вы умираете.
Совсем другое дело, когда вы умираете.
Страшна не боль. Рано или поздно она уходит - либо ее убивают лекарства, либо для нее
не остается больше места. Страшно остаться один на один с вечностью, с падением в темную
пустоту. Мир то сжимается в точку, имя которой - ты, то взрывается бесконечным
пространством, не безжалостным и не злым, но абсолютно равнодушным. Ты никто, и место
твое - нигде. Ты можешь верить в Бога, можешь не бояться смерти, смеяться над ней и
паясничать. Но когда дыхание вечного ничто касается твоих губ, ты замолкаешь. Смерть тоже
не жестока и не страшна. Она лишь открывает двери, за которыми ничего нет.
И ты делаешь этот шаг.
В одиночестве. Всегда в одиночестве.
Регенерация?
Я не хочу умирать, не зная ответ. Я не собираюсь никому мстить. Я не могу все исправить
и всех победить. Но я хотя бы хочу знать свою судьбу. Я должен выжить.
"Не получится", - шепнула темнота. "Не страдай. Закрой глаза. Скажи себе - "я
умираю". Скажи и закрой глаза. Все это не важно. Все это осталось в прошлой жизни. Все это
осталось в жизни. Усни".
- Хрен там... - просипел я, глядя на вращающуюся винтом, расплывающуюся
лестницу. - Хренушки.
Сердце стучит. Легкие дышат. Мозг не умер.
Я в своей функции. Я при исполнении. Меня так просто не убьешь. Не знаю, как все это
работает, но если раны заживают бесследно, то заживет и эта рана.
Кровотечение должно прекратиться. Первое -перестать терять кровь. Все, что уже
выплеснулось в брюшную полость... все надо очистить. Кровь и лимфу всосать через
слизистые, очистить и запустить в большой круг кровообращения. Ошметки тканей,
содержимое кишечника... все это удалить. Позвонки должны восстановиться. Спинной мозг -
срастись. Кишечник - восстановить целостность. Мочевой пузырь - вырасти заново. Почки
- регенерировать.
Где- то во мне мерзким хихикающим смехом зашелся в истерике умный мальчик
Кирилл, папа которого работал врачом. Темнота ему одобрительно кивнула.
Да, я все понимаю. Ткани человеческого тела плохо регенерируют. А с такой скоростью,
чтобы опередить разгорающийся во мне сепсис, не регенерирует вообще ничто.
Но я же функционал. Я почти военный. Таможенник должен быть готов вступить в
схватку, получить очередь в упор и вернуться на рабочее место.
Значит, я должен справиться.
Потолок закрутился быстрее, в животе нарастал жар - и я позволил себе нырнуть в
спасительные темные воды забвения.
Случайностей не бывает?
- Масса вещей совершается без всякой цели, - сказал я. - Вирус гриппа тоже людей
случайно поражает.
- Отнюдь. - Иллан усмехнулась. - Вирус выбирает людей со слабым иммунитетом...
Я вначале тоже так думала - что у нас предрасположенность. Это как в бульварных книжках
- жил себе обычный человек, ничего толком не умел, вдруг бац - и превратился в супергероя.
У вас таких книжек много. У нас тоже есть.
- Потому что всем хочется "бац - и супергерой", - сказал я.
- Но так не бывает. - Иллан развела руками. - На самом-то деле ничего даром не
дается. Ты накачал мышцы, но перегрузил организм, посадил сердце, потерял то время, которое
мог потратить на образование, на чтение книг, на посещение музеев и путешествия. Ты стал
великим ученым - но отьел пузо, заработал одышку, геморрой и близорукость. А у нас - все
радости сразу. Сильные, умные, почти бессмертные, раны зарастают... Кроме поводка -
никаких ограничений.
Ничего себе - методы и техники лечения..
Иллан умела многое, хотя техника в ее операционной и заставила бы усмехнуться земного
хирурга. Она сшила порванную печень, удалила поврежденную селезенку - у бывших
функционалов способности к регенерации исчезали начисто. Порой Петрид приходил в
сознание и говорил с ней. Он понимал, что умирает, не верил, что его спасут, но все время
хихикал и нес какую-то чушь. Про функционалов, которые таскают каштаны из огня, про
самый первый мир, про то, что их всех обманули, что он должен был быть императором или
поэтом, про несовершенство мира, всех миров, которые изувечены, словно доброе дерево рукой
неумелого садовника. Иллан не могла понять, бредит он или действительно что-то знает. Она
работала, пытаясь спасти ускользающую жизнь, - и говорила с ним, одновременно и пытаясь
что-то выяснить, и удерживая Петрида в сознании.
Лукъяненко. Черновик